24.8.41. Воскр.
Вчера Cannes, купался. Никого не видал.
Юбочки, легкие, коротенькие, цветистые, по-старинному простые, женств., которые носят нынешнее лето. Стучат дерев. сандалиями.
Немцы пишут, что убили русских уже более 5 миллионов.
С неделю тому назад немцы объясняли невероятно ожесточенное сопротивление русских тем, что эта война не то, что во Франции, в Бельгии и т.д., где имелось дело с людьми, имеющими «lintelligence», – что в России война идет с дикарями, не дорожащими жизнью, бесчувственными к смерти. Румыны вчера объяснили иначе – тем, что «красные» идут на смерть «под револьверами жидов – комиссаров». Нынче румыны говорят, что, несмотря на все их победы, война будет «непредвиденно долгая и жестокая».
Днем нынче было соверш. палящее солнце – настоящий провансальский день.
28.8.41. Четверг.
Был Andre Gide. Оч. приятное впечатл. Тонок, умен – и вдруг: Tolstoy – asiatique. В восторге от Пастернака (как от человека – «это он мне открыл глаза на настоящ. положение в России»), восхищ. Сологубом.
Вечером известие, что Персия сдалась.
Вчера: ранен Лаваль [218] (на записи волонтеров франц., идущих воевать с немцами на Россию). <…>
Gide видел Горького, но в гробу.
В Париже выдается литр вина на человека на целую неделю.
30.8.41. Суб.
С утра солнце, потом небо замутилось, совсем прохладно. Ночью ломило темя и трепетало сердце – опять пил на ночь (самод. водку)!
Взят Ревель. <…>
Кончил вчера вторую книгу «Тихого Дона». Все-таки он хам, плебей. И опять я испытал возврат ненависти к большевизму.
5.IX. Пятн.
Купался за эти дни 3 раза. В среду был в Ницце, завтракал с Пушкиной. Выпил опять лишнее. Спьяну пригласил ее к нам в среду.
У Полонских получил письмо от Алданова.
Дни в общем хорошие, уже немного осенние, но жаркие.
Контрнаступление русских. У немцев дела неважные.
Кровь, но не сильная.
Вчера ездил с М. и Г. (в Cannes), после купанья угощал их в «Пикадилли».
Китайские рассказы Pearl Buck [219]. Прочел первый. Очень приятно, благородно. Ничего не делаю. Беспокойство, грусть.
В газетах холопство, брехня, жульничество. Япония в полном мизере – всяческом. Довоевались, с. в. м.!
Нынче 76-ой день войны в России.
7.IX.41. Воскр.
Серо и прохладно. Безвыходная скука, одиночество. Нечего читать – стал опять перечитывать Тургенева: «Часы», «Сон», «Стук, стук», «Странная история». Все искусственно, «Часы» совершенно ненужная болтовня. <…>
Бесстыжая брехня газет и радио – все то же! Утешают свой народ. «В Пет. мрут с голоду, болезни…» – это из Гельсингфорса. Откуда там что-ниб. знают? <…>
14.IX.41. Воскр.
В ночь с 10 на 11, в час с половиной проснулся от стука в дверь – оч. испугался, думал, что с В. что-н. Оказалось – было два страшных удара, англ. бросили бомбы между Восса и Mandelieu на что-то, где будто бы что-то делали для немцев. Я не слыхал, а когда кинулся к окну, увидал нежную лунную ночь и висячий невысоко в воздухе над Восса малиновый овал – нечто жуткое, вроде явленной иконы – это освещали, чтобы видеть результаты бомбардировки. Говорят, разрушены и сожжены какие-то ангары. <…>
Опять перечитываю «Вешн<ие> воды». Так многое нехорошо, что даже тяжело.
Нынче прекрасное, солнечное, но прохл. утро.
На фронтах все то же – бесполезное дьявольское кровопролитие. Напирают на Птб. Взяли Чернигов.
16.IХ.41. Вторн.
Ждем к завтраку Левина, Адамовича и Andre Gide.
19.IX.41.
Во вторник все названные были. Я читал «Русю» и «Пашу». <…>
Во время обеда радио: взята Полтава. В 9 часов: – взят Киев.
Приходили ко мне М. и Г. – Галина ревет, пила у меня rose.
Взято то, взято другое… Но – a quoi bon? Что дальше? Россия будет завоевана? Это довольно трудно себе представить!
22.IX.41. Понедельник.
Русское радио: «мы эвакуировали Киев». Должно быть, правда, что только вчера, а не 19-го, как сообщали немцы.
Г. и М. продолжают еще раз переписывать мои осенние и зимние рассказы, а я вновь и вновь перечитывать их и кое-где править, кое-что вставлять, кое-что – самую малость – зачеркивать.
Потери немцев вероятно чудовищны. Что-то дальше? Уже у Азовского моря – страшный риск…
Послал (завтра утром отнесет на почту Бахрак) Олечке письмо: три маленьких открытки шведских и стихи:
Дорогая Олечка,
Подари мне кроличка
И пришли в наш дом
Заказным письмом.
Я его затем
С косточками съем,
Ушки пополам
Марге с Галей дам,
А для прочих всех -
Лапки, хвост и мех.
23.IX.41., 24.IX.41.
<…> Майский [220], русский посланник в Англии, заявил англ. правительству, что немцы потеряли людьми около трех с половиной миллионов, но что и у русских потери очень велики, что разрушены многие индустр. центры, что Россия нуждается в англ. помощи… Это англ. радио. Французское радио сообщило одно: «Майский признал, что положение русских катастрофично, что потеря Киева особенно ужасна…»
Прекрасная погода.
25.IX.41.
Прекрасное утро. Проснулся в 7. Бахр. и 3. поехали за картошками к Муравьевым.
М. и Г. переписывали эти дни «Натали». Я еще чуть-чуть почеркал.
Питаемся с большим трудом и очень скудно: в городе решительно ничего нет. Страшно думать о зиме,
28.IX.41. Воскр.
Прекрасный день, начинался ветер, теперь стих (три часа). Как всегда, грустно – веселый, беспечный трезвон в городе. <…>
Третий день не выхожу – запухло горло, был небольшой жар, должно быть, простудился, едучи из Cannes в четверг вечером, сидя в заду автобуса возле топки.
Кончил «Обрыв». Нестерпимо длинно, устарело. Кое – что не плохо.
Очень грустно, одиноко.
30.IX.4I. Вторник.
Хорошая погода. Именины Веры, завтрак с Самойловыми, они привезли жареную утку.
Кровь. Сказка про Бову продолжается – «одним махом семьсот мух побивахом». «Полетел высоко – где-то сядет?»
8.Х.41. Среда.
<…> Вчера вечером вернулся из Ниццы Бахр. A. Gide сейчас там. Какой-то швейц. издатель, по его реком., хочет издать на франц. языке мою новую книгу. Вот было бы счастье!
В Сербии и Чехии заговоры, восстания и расстрелы. <…>
9.X.41. Четверг.
Проснулся в 6 1/2 (т.е. 5 1/2 – теперь часы переведены только на час вперед), выпил кофе, опять заснул до 9. Утро прекрасное, тихое, вся долина все еще (сейчас 10 1/2) в светлом белесом пару. Полчаса тому назад пришел Зуров – радио в 9 часов: взят Орел (сообщили сами русские). «Дело оч. серьезно». Нет, немцы, кажется, победят. А может, это и не плохо будет?
Позавчера М. переписала «Балладу». Никто не верит, что я почти всегда все выдумываю – все, все. Обидно! «Баллада» выдумана вся, от слова до слова – и сразу в один час: как-то проснулся в Париже с мыслью, что непременно надо что-нибудь «послать» в «Посл. Н.», должен там; выпил кофе, сел за стол – и вдруг ни с того, ни с сего стал писать, сам не зная, что будет дальше. А рассказ чудесный.
Нынче Ницца встречает Дарлана [221].
Как живет внучка Пушкина и чем зарабатывает себе пропитание! | 
