К. П. Медведский
Новые лауреаты Академии наук
<фрагменты>
I
Писатель XVIII века Гоцци, автор венецианских комедий, насчитал тридцать шесть основных сюжетов драматических произведений. Если бы произвести такой же подсчет в области лирической поэзии, итог, наверно, получился бы столь же скромный. Мы вращаемся в очень ограниченном кругу чувств, страстей и настроений. Разнообразие достигается исключительно посредством оттенков, подробностей и технической изобретательности. Наши так называемые «декаденты», ищущие «нового», пожалуй, не совсем не правы. Стоять на одном месте, как бы привлекательно оно ни было, и какие бы чудесные виды с него ни открывались, — скучно. Хочется неизведанного, и в подобном желании нет ничего незаконного, лишь бы оно внушалось искренним чувством, а не стремлением произвести эффект, заставить говорить о себе — «нашуметь».
Прежде поэзия была по преимуществу деревенская. Поэт жил на лоне настоящей природы, знал ее, ею восторгался, ей «слагал гимны». Вы, конечно, избавите меня от скучной необходимости прямых указаний, и без того всем известных. Природа до тех пор остается богатейшим источником поэтических озарений, пока ее окончательно не изуродуют на культурный лад.
Городской поэт, хотя бы и очень талантливый, находится под гнетом искусственной обстановки, налагающей яркую печать на его творчество: и оно, в свою очередь, делается искусственным.
О деревенской и городской поэзии можно сказать очень много. Но необходимы образчики. Их дают нам новые лауреаты Академии наук. Присуждая в истекшем году Пушкинскую премию Академия решила поделить ее между П. И. Вейнбергом[1] (за переводы) и г. Иваном Буниным — за сборник оригинальных стихотворений «Листопад». Кроме того, удостоены почетного отзыва две поэтессы: M. Лохвицкая-Жибер[2] и Т. Куперник-Щепкина[3].
Я с того и начну, что скажу: г. Бунин — поэт деревенский, а госпожи Лохвицкая и Куперник — поэтессы городские.
«Листопад» г. Бунина весь проникнут глубоким чувством природы, которую поэт знает, понимает и умеет изображать.
Книжка открывается небольшою осенней поэмкой[4], несколько вычурной по замыслу, но изобилующей прекрасными, тонкими описаниями «поры увяданья».
Лес, точно терем расписной -
Лиловый, золотой, багряный,
Веселой пестрою стеной
Стоит над светлою поляной.
Березы желтою резьбой
Блестят в лазури голубой,
Как вышки, елочки темнеют,
А между кленами синеют
То там, то здесь в листве сквозной
Просветы в небо, что оконца.
Лес пахнет дубом и сосной -
За лето высох он от солнца,
И осень тихою вдовой
Вступила нынче в терем свой.
Пребывание осени в этом «тереме расписном» и составляет содержание поэмы. Осень глядит с немой печалью на край небес,
Где даль слилась с небесной далью,
Мечтами тихими полна.
Они зовут, но нет названья
Мечтам далеким. В них — любовь
И красота воспоминанья,
Которым не воскреснуть вновь...
А даль уходит. Небо ясно,
Прозрачный воздух сух и тих,
Леса безмолвны. И безгласно
Уходит светлый день из них.
Близится ночь. Луна восходит. В лесу
Ложатся тени на росу.
Вот стало холодно и бело
Среди полян, среди сквозной
Осенней чащи помертвелой,
И жутко осени одной
В пустынной тишине ночной.
Теперь уж тишина другая:
Прислушайся — она растет.
..............................
О мертвый сон осенней ночи!
О жуткий час ночных чудес!
В сребристом и сыром тумане
Светло и пусто на поляне;
Лес, белым светом залитой,
Своей застывшей красотой
Как будто смерть себе пророчит.
Сова — и та молчит: сидит,
Да тупо из ветвей глядит.
.............................
Луна с небес, как привиденье,
Глядит, застывши без движенья,
И жутко осени одной
В полночной тишине ночной!
Осень знает, что такая ночь недаром выпала.
На утро бледной и больною
Она проснется. На дворе
Темно и хмуро. За стеною
Бушует бор, как в ноябре.
Теперь уж долго не проглянет
На небе солнце. Дождь и мгла
Холодным дымом лес туманят.
Но — «дни идут, свежеет просинь Туманных далей», бор стихает, чувствуется приближение зимы.
И вот уж сизые туманы
Встают на утренней заре;
Сквозит в тумане лес багряный,
Земля — в морозном серебре.
И в горностаевом шугае,
Умывши бледное лицо,
Последний день в лесу встречая,
Выходит осень на крыльцо.
Двор пуст и холоден. В ворота
Среди двух высохших осин
Видна ей синева долин
И ширь пустынного болота -
Дорога на далекий юг.
Туда от зимних бурь и вьюг,
От бурной ледяной метели
Давно уж птицы улетели;
Туда и осень поутру
Свой одинокий путь направит
И навсегда в пустом бору
Раскрытый терем свой оставит.
Здесь г. Бунину следовало бы закончить грациозную осеннюю поэму, но он написал еще несколько строк, ровно ничего не прибавляющих ни к пейзажу, ни к настроению. |